1001 ночь. Рассказ о везире Нур-ад-дине и его брате. №20 (продолжение)
Двадцать вторая ночь
Когда же настала двадцать вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда джинн рассказал джиннии, что султан написал брачную запись дочери везиря с горбатым конюхом и она " величайшем горе и что не найдется подобного ей красотою, кроме этого юноши, джинния ска- зала: "Ты лжешь! Этот юноша красивее всех людей своего времени". Но иф- рит возразил ей и воскликнул: "Клянусь Аллахом, сестрица, девушка краси- вее его, но никто не подходит к ней, кроме него, ибо они похожи друг на друга, как родные брат и сестра. Горе ей с этим горбатым!" - "О брат мой, - сказала джинния, - давай поднимем его на себе и понесем его, и полетим с ним к той девушке, о которой ты говоришь, и посмотрим, кто из них красивее". - "Слушаю и повинуюсь! Это правильные слова, и нет мысли лучше той, что ты высказала. Я понесу его", - сказал ифрит и понес Хаса- на и взлетел с ним на воздух; а ифритка полетела рядом, бок о бок с ним. И они опустились в городе Каире и положили юношу на скамью и разбудили его. И Хасан пробудился от сна и увидел себя не в Басре и не на могиле от- ца. Он посмотрел направо и налево, и оказалось, что он действительно в другом городе, не в Басре; и он хотел крикнуть, но ифрит двинул его ку- лаком. Потом ифрит принес ему роскошную одежду и надел ее на него, и за- жег ему свечку, и сказал: "Знай, что это я принес тебя, и я сделаю для тебя кое-что ради Аллаха. Возьми эту свечу и ступай к той бане и смешай- ся с толпой, и иди с нею до тех пор, пока не достигнешь помещения невес- ты, и тогда опереди всех и войди в помещение, никого не боясь. А как войдешь, стань справа от горбатого жениха и, когда к тебе станут подхо- дить служанки, певцы и няньки, опускай руку в карман - ты найдешь его полным золота, - забирай полной горстью и кидай всем. И всякий раз, ког- да сунешь руку в карман, ты найдешь его полным золота. Давай же горстями всякому, кто к тебе подойдет, и ничего не бойся. Уповай на того, кто те- бя сотворил, - это все по велению Аллаха". И, услышав слова ифрита, Бедр-ад-дин Хасан воскликнул: "Посмотри-ка, что это за девушка и какова причина такой милости!" И он пошел и зажег свечу и подошел к бане, и увидел, что горбун сидит на коне, и вошел в толпу в этом наряде, прекрасный видом (а на нем была ермолка и тюрбан и фарджия, вышитая золотом). И он шел в шествии, и вся- кий раз, как певицы останавливались и люди кидали им в бубны деньги, Бедр-ад-дин опускал руку в карман и находил его полным золота, - и он брал и бросал его в бубны певиц и наполнял бубны динарами. И умы певиц смутились, и народ дивился его красоте и прелести. И так продолжалось, пока они не дошли до дома везиря, и привратники стали отгонять людей и не пускать их. Но певицы сказали: "Мы не войдем, если этот юноша не войдет с нами, ибо он осыпал нас милостями. Мы не откроем невесту иначе, как в его присутствии!" И тогда Хасана ввели в свадебною залу и посадили его на глазах у же- ниха-горбуна, и все жены эмиров, везирей и придворных выстроились в два ряда, и у каждой женщины была большая зажженная свеча, и они стояли, на- кинув покрывала, справа и слева от свадебного ложа до портика - возле комнаты, откуда выходит невеста. И когда женщины увидели Бедр-ад-дина Хасана, и его красоту, и пре- лесть, и лицо его, сиявшее, как молодой месяц, все они почувствовали к нему склонность, а певицы сказали присутствовавшим женщинам: "Знайте, что этот красавец давал нам одно только червонное золото. Не упустите же ничего, служа ему, и повинуйтесь ему в том, что он вам скажет". И женщи- ны столпились около Хасана со свечами и смотрели на его красоту и зави- довали его прелести; и каждой из них захотелось побыть у него в объятиях час или год. И когда ум покинул их, они подняли с лиц покрывала и сказа- ли: "Благо тому, кому принадлежит этот юноша или над кем он властвует!" И они стали проклинать горбатого конюха и того, кто был причиной его женитьбы на этой красавице, - и всякий раз, благословляя Бедр-ад-дина Хасана, они проклинали этого горбуна. А затем певицы забили в бубны и засвистали в свирели, - и появились прислужницы, и посреди них дочь ве- зиря; ее надушили и умастили, и одели, и убрали ей волосы, и окурили ее, и надели ей украшения и одежды из одежд царей Хосроев. И среди прочих одежд на ней была одежда, вышитая червонным золотом, с изображением зве- рей и птиц, и она спускалась от ее бровей, а на шею ее надели ожерелье ценою в тысячи, и каждый камешек в нем стоил богатства, которого не имел тобба [45] и кесарь [46]. И невеста стала подобна луне в четырнадцатую ночь, а подходя, она была похожа на гурию; да будет же превознесен тот, кто соз- дал ее блестящей! И женщины окружили ее и стали как звезды, а она среди них была словно месяц, когда откроют его облака. А Бедр-ад-дин Хасан басрийский сидел, и люди смотрели на него; и не- веста горделиво приблизилась, покачиваясь, и горбатый конюх поднялся, чтобы поцеловать ее, но она отвернулась и повернулась так, что оказалась перед Хасаном, сыном ее дяди, - и все засмеялись. И видя, что она напра- вилась в сторону Хасана Бедр-ад-дина, все зашумели и певицы подняли крик, а Бедр-ад-дин положил руку в карман и, взяв горсть золота, бросил ее в бубны певицам; и те обрадовались и сказали: "Мы хотели бы, чтобы эта невеста была для тебя". И Хасан улыбнулся. Вот! И все окружили его, а горбатый конюх остался один, похожий на обезьяну, и всякий раз, как ему зажигали свечку, она гасла, и у него не осталось голоса от крика, и он сидел в темноте, раздумывая про себя. А перед Хасаном Бедр-ад-дином оказались свечи в руках людей, и когда Хасан увидел, что жених один в темноте и раздумывает про себя, а эти лю- ди стоят кругом и горят эти свечи, он смутился и удивился. Но увидав дочь своего дяди, Бедр-ад-дин Хасан обрадовался и развеселился и посмот- рел ей в лицо, которое сиял" светом и блистало, особенно потому, что на ней было надето платье из красного атласа. И прислужницы открыли ее в первом платье, и Хасан уловил ее облик, и она принялась кичиться и пока- чиваться от чванства и ошеломила умы женщин и мужчин, и была она такова, как сказал поэт: Вот солнце на тростинке над холмами Явилось нам в гранатовой рубашке. Вина слюны она дала мне выпить И, щеки дав, огнь яркий погасила. И это платье переменили и одели ее в голубую одежду, и она появилась словно луна, когда луна засияет, с волосами как уголь, нежными щеками, улыбающимися устами и высокой грудью, с нежными членами и томными глаза- ми. И ее открыли во втором платье, и была она такова, как сказали о ней обладатели возвышенных помыслов: В одеянье она пришла голубом к нам, Что лазурью на свет небес так похоже, И увидел, всмотревшись, я в одеянье Месяц летний, сияющий зимней ночью. Затем это платье переменили на другое и укрыли ее избытком ее волос и распустили ее черные длинные кудри, и их чернота и длина напоминали о мрачной ночи, и она поражала сердца колдующими стрелами своих глаз. И ее открыли в третьем платье, и она была подобна тому, что сказал о ней сказавший: Вот та, что закутала лицо свое в волосы И стала соблазном нам, а кудри - как жало. Я молвил: "Ты ночью день покрыла". Она же: "Нет! Покрыла я лик луны ночной темнотою". И ее открыли в четвертом платье, и она приблизилась, как восходящее солнце, покачиваясь от чванства и оборачиваясь, словно газель, и поража- ла сердца стрелами из-за своих век, как сказали о ней: О, солнце красы! Она явилась взирающим И блещет чванливостью, украшенной гордостью. Лишь только увидит лик ее и улыбку уст Дневное светило - вмиг за облако скроется. И она появилась в пятой одежде, подобно ласковой девушке, похожая на трость бамбука или жаждущую газель, и скорпионы ее кудрей ползли по ее щекам, и она являла свои диковины и потряхивала бедрами, и завитки ее волос были не закрыты, как сказали о ней: Явилась она как полный месяц в ночь радости, И члены нежны ее и строен и гибок стан, Зрачками прелестными пленяет людей она, И жалость ланит ее напомнит о яхонте. И темные волосы на бедра спускаются, - Смотри берегись же змей, волос ее вьющихся. И нежны бока ее, душа же ее тверда, Хотя и мягки они, но крепче скал каменных. И стрелы очей она пускает из-под ресниц И бьет безошибочно, хоть издали бьет она. Когда мы обнимемся и пояса я коснусь, Мешает прижать ее к себе грудь высокая. О, прелесть ее! Она красоты затмила все! О, стан ее! Тонкостью смущает он ивы ветвь! И ее открыли в шестой одежде, зеленой, и своей стройностью она унизи- ла копье, прямое и смуглое, а красотой своей она превзошла красавиц всех стран и блеском лица затмила сияющую луну, достигнув в красоте пределов желания. Она пленила ветви нежностью и гибкостью и пронзила сердца свои- ми прекрасными свойствами, подобно тому, как сказал кто-то о ней: О, девушка! Ловкость ее воспитала! У щек ее солнце свой блеск зеленый - Явилась в зеленой рубашке она, Подобной листве, что гранат прикрывает. И молвили мы: "Как назвать это платье?" Она же, в ответ нам, сказала прекрасно: "Мы этой одеждой пронзали сердца И дали ей имя "Пронзающая сердце" И ее открыли в седьмой одежде, цветом между шафраном и апельсином, как сказал о ней поэт: В покрывалах ходит, кичась, она, что окрашены Под шафран, сандал, и сафлор, и мускус, и амбры цвет. Тонок стан ее, и коль скажет ей ее юность: "Встань!", Скажут бедра ей: "Посиди на месте, зачем спешить!" И когда я буду просить сближенья и скажет ей Красота: "Будь щедрой!" - чванливость скажет: "Не надо!" - ей. А невеста открыла глаза и сказала: "О боже, сделай его моим мужем и избавь меня от горбатого конюха!" И ее стали открывать во всех семи платьях, до последнего, перед Бедр-ад-дином Хасаном басрийским, а горбатый конюх сидел один; и когда с этим покончили, людям разрешили уйти, - и вышли все, кто был на свадьбе из женщин и детей, и никого не осталось, кроме Бедр-аддина Хасана и гор- батого конюха. И прислужницы увели невесту, чтобы снять с нее одежды и драгоценности и приготовить ее для жениха. И тогда конюх-горбун подошел к Бедр-ад-дину Хасану и сказал ему: "О господин, сегодня вечером ты развлек нас и осыпал нас милостями; не встанешь ли ты теперь и не уйдешь ли?" - "Во имя Аллаха!" - сказал Хасан и вышел в дверь; но ифрит встре- тил его и сказал: "Постой, Бедр-ад-дин! Когда горбун выйдет в комнату отдохновения [47], войди немедля и садись за полог, и как только придет невеста, скажи ей: "Я, твой муж и царь, только потому устроил эту хит- рость, что боялся для тебя сглаза, а тот, кого ты видела, - конюх из на- ших конюхов". И потом подойди к ней и открой ей лицо и скажи: "Нас охва- тила ревность из-за этого дела!" И пока Бедр-ад-дин разговаривал с ифритом, конюх вышел и пошел в ком- нату отдохновения и сел на доски, и ифрит вылез из чашки с водой, в об- разе мыши, и пискнул: "Зик!" - "Что это такое?" - спросил горбун. И мышь стала расти и сделалась котом и промяукала: "Мяу-мяу!", и выросла еще, и стала собакой и пролаяла: "Вaу, вау!" И, увидев это, конюх испугался и закричал: "Вон, несчастный!" Но со- бака выросла и раздулась и превратилась в осла - и заревела и крикнула ему в лицо: "Хак, хак!" И конюх испугался и закричал: "Ко мне все, кто есть в доме!" Но осел вдруг стал расти и сделался величиной с буйвола, и занял все помещение, и заговорил человеческим голосом: "Горе тебе, о горбун, о зловоннейший!" И у конюха схватило живот, и он сел на доски в одежде, и зубы его застучали друг о друга, а ифрит сказал ему: "На земле тебе тесно, что ли? Ты не нашел на ком жениться, кроме как на моей возлюбленной?" И конюх промолчал, а ифрит воскликнул: "Отвечай, не то я поселю тебя во прахе". - "Клянусь Аллахом, - сказал конюх, - я не виноват! Они меня заставили, и я не знал, что у нее есть возлюбленные буйволы, и я раскаи- ваюсь перед Аллахом и перед тобой". И ифрит сказал: "Клянусь тебе, если ты сейчас выйдешь отсюда или за- говоришь прежде, чем взойдет солнце, я убью тебя! А когда взойдет солн- це, уходи своей дорогой и не возвращайся в этот дом никогда". После этого ифрит схватил конюха и сунул его в отверстие головой вниз и ногами вверх, и сказал: "Оставайся Здесь, и я буду сторожить тебя до восхода солнца". Вот что произошло с горбуном. Что же касается Бедрад-дина Хасана бас- рийского, то он оставил горбуна и ифрита препираться и вошел в дом и сел за пологом; и вдруг пришла невеста и с нею старуха, которая остановилась в дверях комнаты и сказала: "О отец стройности, встань, возьми залог Ал- лаха". Потом старуха повернулась вспять, а невеста взошел за полог на возвы- шение (а ее имя было Ситт-аль-Хусн) - я сердце ее было разбито, и она говорила в душе: "Клянусь Аллахом, я не дам ему овладеть мною, даже если он убьет меня!" И, войдя за полог, она увидела Бедр-ад-дина и сказала ему: "Любимый, ты все еще сидишь! Я говорила себе, что ты и горбатый ко- нюх будете владеть мною сообща". - "А что привело к тебе конюха и где ему быть моим соучастником относительно тебя?" - сказал Бедрад-дин Ха- сан. И девушка спросила: "Кто же мой муж: ты или он?" - "О Ситт-аль-Хусн, - сказал Бедр-ад-дин, - мы сделали это, чтобы посмеяться над ним: когда прислужницы и певицы и твои родные увидели твою редкост- ную красоту, твой отец нанял конюха за десять динаров, чтобы отвратить от тебя дурной глаз, и теперь он ушел". И, услышав от Бедр-ад-дина эти слова, Ситт-аль-Хусн обрадовалась, и улыбнулась, и рассмеялась тихим смехом, и сказала: "Клянусь Аллахом, ты погасил во мне огонь! Ради Аллаха, возьми меня к себе и сожми в объяти- ях". А она была без одежды и подняла рубашку до горла, так что стал виден ее перед и зад; и когда Бедр-ад-дин увидел это, в нем заволновалась страсть, и он встал, распустил одежду, а потом он отвязал кошель с золо- том, куда положил тысячу динаров, взятую у еврея, завернул его в шальва- ры и спрятал под край матраца, а чалму он снял и положил на скамеечку и остался в тонкой рубахе (а рубаха была вышита золотом). И тогда Ситт-аль-Хусн поднялась к нему, притянула его к себе, и Бедр-ад-дин тоже привлек ее к себе и обнял ее и велел ей охватить себя ногами, а потом он забил заряд, и пушка выстрелила и разрушила башню, и увидел он, что Ситт-аль-Хусн несверлеиая жемчужина и не объезженная другим кобылица. И он уничтожил ее девственность и насытился ее юностью, и вынул заряд и забил его, а кончив, он повторил это много раз, и она понесла от него. И лотом Бедр-ад-дин положил ей руку под голову, и она сделала то же самое, и они обнялись и заснули, обнявшись, как сказал о них поэт в та- ких стихах: Посещай любимых, и пусть бранят завистники! Ведь против страсти помочь не может завистливый. И Аллах не создал прекраснее в мире зрелища, Чем влюбленные, что в одной постели лежат вдвоем. Обнялись они, и покров согласья объемлет их, И подушку им заменяют плечи и кисти рук. И когда сердца заключат с любовью союз навек - По холодному люди бьют железу, узнай, тогда. И когда дружит хоть один с тобой, но прекрасный друг" Проводи ты жизнь лишь с подобным другом и счастлив будь! О, хулящие за любовь влюбленных - возможно ли Поправленье тех, у кого душа испорчена? Вот что было с Бедр-ад-дином Хасаном и Ситт-альХусн, дочерью его дя- ди. Что же касается до ифрита, то оп сказал ифритке: "Подними юношу и давай отнесем его на место, чтобы утро не застигло нас. Время уже близ- ко". И тогда ифритка подошла и подняла Хасана, когда он спал, и полетела с ним (а он был все в том же виде - в рубашке, без одежды); и она лете- ла, и ифрит рядом с ней, пока утро не застигло их во время пути и муэд- зины не закричали: "Идите к преуспеянию". И тогда Аллах разрешил ангелам метать в ифрита огненные звезды, и он сгорел, а ифритка уцелела. И она опустила Бедр-ад-дина на том месте, где звезды поразили ифрита, и не полетела с ним дальше, боясь за него, а по предопределенному велению они достигли Дамаска сирийского, и ифритка по- ложила Хасана у одних из ворот и улетела. И когда настало утро и раскры- лись ворота города, люди вышли и увидели красивого юношу, в рубахе и в ермолке, раздетого, без одежды, и от перенесенной бессонницы он был пог- ружен в сон. И люди, увидев его, сказали: "Счастлива та, что была возле него се- годня ночью! Что бы ему дотерпеть, пока он оденется!" А кто-то другой сказал: "Несчастные дети родовитых! Этот молодец сейчас вышел из кабака по некоторому делу, но хмель осилил его, и он сбился с пути к тому мес- ту, куда шел, и, дойдя до городских ворот, нашел их запертыми и заснул здесь". И люди пустились в разговоры о нем. И вдруг ветер подул и поднял его рубашку над животом, и стал виден живот и плотный пупок и ноги и бедра его подобные хрусталю, и люди сказали: "Хорошо, клянемся Аллахом!" И Бедр-ад-дин проснулся и увидел, что он у ворот города и что подле него люди, и удивился и воскликнул: "Где я, добрые люди, и почему вы собрались? Что у меня с вами случилось?" И ему сказали: "Мы увидели тебя во время утреннего призыва, и ты лежал и спал, и мы не Знаем о твоем де- ле ничего, кроме этого". "Где ты спал эту ночь?" - спросили его потом; и Бедр-ад-дин Хасан воскликнул: "Клянусь Аллахом, о люди, я проспал эту ночь в Каире!" И тогда один человек сказал: "Ты ешь гашиш!" А другой воскликнул: "Ты сумасшедший! Ты ночевал в Каире, л утром ты спишь в городе Дамаске!" И Бедр-ад-дин отвечал: "Клянусь Аллахом, добрые люди, я совсем не лгу вам; вчера вечером я был в Египте, а вчерашний день находился в Басре". - "Хорошо!" - сказал кто-то; а другой сказал: "Этот юноша одержимый!" И над ним стали хлопать в ладоши, и люди заговорили друг с другом и сказа- ли: "Горе его молодости! Клянемся Аллахом, в его безумии нет никакого сомнения!" Потом они сказали ему: "Сообрази и приди в разум". И Бедр-ад-дин сказал: "Я вчера был женихом в Египте". - "Может быть, ты грезил и видел все, о чем ты говоришь, во сне?" - спросили его; и Хасан усомнился в самом себе и воскликнул: "Клянусь Аллахом, это не сон, и мне не привиделись грезы! Я пришел, и невесту открывали передо мной, а ко- нюх-горбун сидел тут же. О брат мой, это не сон; а если это сон, то где же кошель с золотом и где мой тюрбан, и мое платье, и одежда?" И потом он встал и вошел в город и прошел по улицам и по рынкам, и люди толпились вокруг него и шли за ним следом, а он вошел в лавку пова- ра. А этот повар был ловкий человек, то есть вор, но Аллах привел его к раскаянию в воровстве, и он открыл себе харчевню; и все жители Дамаска боялись его из-за его сильной ярости. И когда все увидели, что юноша вошел в харчевню, народ рассеялся, бо- ясь этого повара; а когда повар увидел Бедр-ад-дина Хасана и посмотрел на его красоту и прелесть, любовь к нему запала ему в сердце, и он спро- сил: "Откуда ты, молодец? Расскажи мне твою историю, - ты стал мне доро- же, чем моя душа". И Хасан рассказал ему о том, что случилось, с начала до конца; и по- вар сказал: "О господин мой Бедр-ад-дин, Знай, что это удивительное дело и диковинный рассказ. Но скрывай, дитя мое, что с тобою было, пока Аллах не пошлет тебе облегчения; живи со мною в этом месте: у меня нет ребен- ка, и я сделаю тебя своим сыном". - "Хорошо, дядюшка", - сказал Бедр-ад-дин. И тогда повар пошел на рынок и накупил Бедр-ад-дину роскош- ных платьев и одел его в них, а потом он отправился с ним к кади [48] и объявил, что Бедр-ад-дин его сын. И Бедр-аддин Хасан сделался известен в городе Дамаске как сын повара и стал сидеть у него в лавке и получал деньги, и положение его у повара таким образом упрочилось. Вот что было с Бедр-ад-дином Хасаном и произошло с ним. Что же каса- ется Ситт-аль-Хусн, дочери его дяди, то, когда взошла заря, она просну- лась и не нашла подле себя Бедр-ад-дина Хасана. Она подумала, что он по- шел за нуждой, и просидела, ожидая его, некоторое время; и вдруг вошел ее отец, озабоченный тем, что случилось с ним из-за султана, - как тот насильно заставил его выдать дочь за своего слугу, за какой-то горбатый обломок конюха. И он говорил про себя: "Я убью мою дочь, если она дала этому проклятому овладеть собою!" И, дойдя до ее ложа, он остановился и сказал: "Ситталь-Хусн!" И она ответила: "Я здесь, к твоим услугам, о господин мой!" - и вышла, раска- чиваясь от радости, и поцеловала перед ним землю, и ее лицо стало еще светлее и красивее, так как она обнимала того газеленка. И, увидев, что она в таком состоянии, ее отец сказал ей: "О прокля- тая, ты радуешься этому конюху!" И она улыбнулась, услышав слова своего отца, и ответила: "Ради Аллаха, довольно того, что вчера случилось! Люди смеялись надо мной и корили меня этим конюхом, не стоящим обрезка ногтя моего мужа. Клянусь Аллахом, я в жизни не знала ночи лучше вчерашней! Не смейся же надо мной и не напоминай мне про этого горбуна". Услышав ее слова, отец ее исполнился гнева, и глаза его посинели, и он воскликнул: "Горе тебе, что это за слова ты говоришь! Конюх-горбун ночевал с тобою?" Но Ситт-аль-Хасан сказала: "Заклинаю тебя Аллахом, не поминай мне его, да проклянет Аллах его отца, и не строй шуток! Конюха только наняли за десять динаров, и он взял свою плату и ушел, а я зашла за полог и увидела моего мужа, который сидел там, а раньше меня открыва- ли для него певицы, и он оделял всех червонным золотом, так что обогатил бывших здесь бедняков. И я проспала ночь в объятиях моего мужа, ласково- го нравом, обладателя черных глаз и сходящихся бровей". К когда отец ее услышал эти слова, свет покрылся мраком перед лицом его, и он воскликнул: "О нечестивая, что это ты говоришь, где твой ра- зум?" И она ответила: "О батюшка, ты пронзил мое сердце! Довольно тебе тяготить меня! Знай, о муж, что взял мою невинность, и он вошел в комна- ту отдохновения, а я уже понесла от него". К тогда ее отец поднялся изумленный и пошел в отхожее место и увидел горбатого конюха, который был соткнут головой в отверстие, а ноги его торчали вверх. И везирь оторопел, у видя его, и воскликнул: "Это не кто иной, как горбун! Эй, горбатый", - сказал он ему. И конюх ответил: "Та- гум, тагум", - думая, что с ним говорит ифрит, а везирь закричал на него и сказал: "Говори, а не то я отрежу тебе голову этим мечом!" И тогда горбун сказал: "Клянусь Аллахом, о шейх ифритов, с тех пор как ты меня сюда сунул, я не поднимал головы! Ради Аллаха, сжалься надо мной!" - "Что ты говоришь? - сказал везирь, услышав слова горбатого. - Я отец не- весты, а не ифрит!" - "Хватит! - отвечал горбун. - Ты собираешься отнять у меня душу, но уходи своей дорогой, пока не пришел к тебе тот, кто сде- лал со мной это дело. Вы привели меня лишь для того, чтобы женить меня на любовнице буйволов и возлюбленной ифритов. Да проклянет Аллах того, кто меня женил на ней и кто был причиной этого..." И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
